Лицом к лицу

ДРУГ     ЧЕЛОВЕКА

— Дядя Степан,  а что вы хотите делать?
— Ну,  отстаньте, суетесь всегда...
Он был пьян, а мы знали, когда он пьян, ничего хорошего от него не жди.
Тяжело опустившись на колени, он сунул под крыльцо руку,  поискал и вытянул оттуда  за спину Жучку.  Та встряхнулась,  лизнула ему руку и стала  нетерпеливо  перебирать ножками.
А он снова полез под крыльцо, вытащил щенка и сунул его в рюкзак;  потом другого, и так всех четырех.  А  Жучка беспокойно кружилась,  повизгивала и вместе с тем доверчиво и ласково виляла хвостом.
Дядя Степан кряхтя поднялся,  потряс рюкзак и  закинул его за спину. Вышел со двора и тяжело зашаркал на окраину села, туда, где был глухой заросший овраг. Жучка возбужденно семенила рядом.
Мы бежали за ними, окликали:
— Дядя Степан, дядя Степан...
Он  продолжал идти,  только время от времени оборачивался, бурчал:
— Ну, прочь! Ишь сопляки.
Один раз нагнулся, пошарил по земле рукой, нащупал палку и швырнул в нашу сторону.

Перед оврагом был старый заброшенный колодец. Дядя Степан остановился над ним, быстро встряхнул рюкзаком... Мы даже не успели крикнуть. Только Жучка, как от сильного удара, отчаянно взвыла.
— Пошли! — требовательно бросил дядя Степан и зашагал к селу. Она не двинулась с места,  только кружилась вокруг колодца и пыталась запрыгнуть на колодезный сруб. — А ну,  иди  сюда,  зараза! За  мной! — заорал он.
Она бросилась к нему;  послушно бежала вслед за ним  и только всё время оглядывалась и оглядывалась.
Мы  подскочили  к  колодцу, заглянули в его чёрную глубину.  Но ничего  не видно  и не  слышно было,  только что-то тревожно  и  монотонно, как ветер в трубе, гудело.
 Когда село уснуло, Жучка вернулась к колодцу. И мы всю ночь слышали её тоскливый вой.
Днем её, наверно, прогнали от колодца,  она тихо сидела под крыльцом своего дома. А ночью снова завыла.
И вот под утро я  услышал выстрел. Потом  другой, третий. Окно в моей комнате было раскрыто, я прямо с кровати выпрыгнул во двор и бросился за ворота. А там уже бежал Петька,  сосед,  крикнул мне:
— Скорее!
Мы  не успели добежать до оврага, как  навстречу,  мимо нас,  проскочила Жучка. Она мчалась как-то боком, вприрыжку. Одна задняя нога у ней  болталась, неживая, и другая ступала неуверенно, иногда вдруг подламывалась, и тогда Жучка ползла на животе. Заползти под крыльцо у нее не хватило сил,  она неподвижно  растянулась около ступенек. Мы склонились над ней. Нога у нее была вся в крови,  и на боку  виднелась  красная ранка.  Раскрыв  рот,  она хрипло дышала  и полузакрытыми глазами смотрела на ворота.
Вдруг над нами раздался  голос дяди Степана:
— А ну кыш отсюда, сопливые!
Мы испуганно  обернулись.   Дядя Степан стоял, широко расставив ноги, и медленно  поднимал ружье.
— Не тронь, уходи! — взвизгнул Петька.
Мы загородили Жучку и ревели в два голоса. Дядя Степан постоял, потом  прохрипел:
— Чертенята. Всё равно сдохнет, оттащите в овраг, закопайте.
Густо проскрипели под ним ступени крыльца, с грохотом захлопнулась дверь. Мы с Петькой подняли Жучку. Отнесли в наш двор. Бабушка вышла из кухни, воскликнула:
— Вот ведь изверг, и что же  милиция  до него никак не доберется.
— Бабушка, ну что же делать?
— А ну идите за мной.
Мы занесли Жучку в сарай, бабушка набросала в угол сена, застелила мешком, и мы положили Жучку. Бабушка замотала ей ногу тряпкой, на ранку на боку что-то полила. Жучка лежала неподвижно, закрыв глаза, и казалась уже неживой.

Так она пролежала до вечера; а вечером бабушка принесла в банке молоко, велела нам с Петькой открыть Жучке рот и осторожно влила в него молоко.
— Ничего, скоро поднимется, — зверила она нас.
Через неделю Жучка действительно поднялась, а еще через неделю уже скакала по двору.  Она всё подбегала к калитке,  но мы боялись её выпустить на улицу: вдруг её увидит Степан? Участковый милиционер его оштрафовал, и теперь он ходил на всех злой.
А однажды мы не углядели, она выскочила и помчалась к своему дому.   Мы бросились за ней.
Она влетела во двор,  запрыгнула на крыльцо и заскулила,  залаяла радостно, просительно.
Мы стояли около ворот, звали:
— Жучка! Иди, иди сюда.
Скрипнула дверь. Показался дядя Степан. Он посморел на нас мутными глазами, пробурчал: «Ну, чего?»,  опустил голову и с тупым удивлением уставился на собаку. Она запрыгала радостно, завертела хвостом. А он смотрел долго, потом еще раз бросил на нас взгляд и скрылся в хате, хлопнув дверью.
— Жучка, иди к нам, на, на, ну, Жучка...
Она возбужденно перебирала лапками, виновато и извиняюще повизгивала и махала хвостом, и всё жалась, жалась  к своей двери...
 

ЗУБАСТОЕ ТАКСИ

Было раннее утро. Я перематывал удочки, сидя на крыльце. Из дома с большой миской в руках вышла тетя Катя и направилась к курятнику. Остановившись перед чистой твердой площадкой, она стала разбрасывать зерно. А потом распахнула дверцу курятника: «Цып, цып, цып!». И сразу же вокруг нее словно заметалось белое пламя - куры, петухи, цыплята.
Откуда-то торжественно выплыла утка с многочисленным семейством. Нахохлившись и сердито покрякивая, она своим широким клювом разогнала с одного края площадки цыплят и кур, и утята энергично стали стучать клювами в землю. Когда наелись, утка призывно крякнула и повела свое войско через огород к речке: сама впереди, за ней длинной живой цыпочкой, попискивая, катились желтые пушистые комочки.

И вдруг запоздалый писк раздался из собачьей будки: около входа в нее раскинулась туша лохматого дворняги Казбека, а через нее неуклюже перелезал еще один цыпленок. Он скатился с собачьего бока, вскочил на ножки и заторопился к столовой. Одна ножка у него оказалась короткой, повернутой как-то вбок, и он тяжело наваливался на нее. Торопливо поклевав зерна, он повернул головку в сторону будки и громко, тоскливо запищал.

Казбек, услышав этот голос, зашевелился, широко и лениво зевнул (как не хотелось ему расставаться со сном!), но затем вскочил и вразвалку побежал к утенку. Вдруг он раскрыл пасть и схватил утенка.
- Тетя Катя! - невольно вырвалось уменя. И тут же крикнул: - Казбек!
- Да ничего, - отозвалась из хаты хозяйка, поняв мой испуг. - Это он его понесет на речку.
Казбек действительно, осторожно сжимая между клыков и резцов утенка поперек, направился тропкой через огород в сторону реки.

И тетя Катя рассказала мне следующее.

Недели две назад телок, раздраконенный оводами, промчался через двор. И то ли не заметил пасшегося табунка еще не окрепших утят, то ли не посчитал нужным обогнуть их, но только он наступил на одного утенка и сломал ему ножку. Бедняга лежал на богу, отталкиваясь здоровой ногой, кружился на месте и громко кричал. Остальные, распуганные телком, убежали вслед за матерью на огород и спрятались там в траве. И тут к покинутому малышу подошел Казбек, стиснул его челюстями и понес к себе в конуру. Все думали, что он сожрет его. Но через три дня припадая на больную ножку (она срослась криво), из конуры выполз утенок. А когда его родное семейство направилось к речке, он запищал им вслед. Вот тогда Казбек и взял его зубами поперек тельца и побежал за скрывшимся за бугром утиным табунком. Так она каждый день стал доставлять своего воспитанника на речку. И за это тетя Катя прозвала его «зубастое такси».

...Вечером все возвращались домой: тетя Катя с фермы, ее муж с поля, а я, от души насидевшись с удочками у воды, с речки. Вслед за мной пришло утиное семейство, громким голодным писком извещая о своем возвращении. Но того утенка с ними не было. И вдруг мне послышался тоскливый, зовущий голос со стороны реки. Дремавший около конуры Казбек вскочил на ноги и помчался по тропинке через огород.

Тетя Катя посмотрела ему вслед и с улыбкой сказала:
- Зубастое такси отправилось по вызову.

ГУСЬ ЛАПЧАТЫЙ

Они бросали ему хлеб. Он подхватывал его с земли, высоко вскидывал голову, быстро двигал клювом и, проглотив, ждал новой порции. «Го-го», - изрекал он, а они смеялись и снова бросали ему кусок. Он привык к их распорядку дня и ровно в назначенное время вместе с трактористами появлялся у кухни. Трещали в стороне заведенные машины, кричали внизу у пруда гуси, а он стоял около навеса и ждал своей доли. Круглая шея красиво, грациозно изгибалась, перья, плотно облегающие упитанное тело, были словно выточены тончайшим мастером из белоснежного мрамора. «Го-го», - требовательно напомнил он. Они обращали на него внимание, улыбались: «А, друг пришел», - и бросали ему хлеб.

Однажды они появились необычно веселые и оживленые. Поставили на стол бутылку, долго пили и шумно разговаривали. «Го-го», - в третий раз повторил он. Они, наконец, оглянулись, один из них, с лохматым чубом, расплылся в улыбке: «А-а, гусь лапчатый», - и протянул руку. Он наклонил голову, ища на земле хлеб, но парень схватил его за шею, дернул и поставил к себе на колени. Он жестко упирался ногами и недоуменно говорил: «Го-го...»

- Ну-ка, открой рот, - весело сказал лохмач и стал совать в клюв кусок хлеба. Он приоткрыл клюв, но не успел проглотить хлеб, как в рот ему вылили что-то острое и жгучее. Словно огнем обожгло гортань и полилось вовнутрь. Он дернулся, забился в судорогах. Они засмеялись и бросили его на землю. Он с трудом удержался на ногах, непонимающе посмотрел на обидчиков, чувствуя, как жар разливается по телу, как слабеют ноги, а глаза застилает упругая туманная пелена. «Го-го», - растерянно сказал он. Они еще громче засмеялись и закричали: «А, запел, киряльщик. Кышь отсюда...»

Он медленно пошел прочь. Дорога колыхалась под ногами, ветер толкал его в бока, потом вдруг земля провалилась, и он покатился с обрыва, стукаясь головой о камни, и вдруг почувствовал, как острая боль резанула по колену.

На обед он не пришел. Он стоял в стороне, вытянув шею, приподняв одну ногу, уставив на кухню недоуменный взгляд.

К вечеру голод заставил его подойти поближе. Внизу у пруда копались гуси, но он уже потерял инстинкт родичей, привыкнув получать пищу не трудясь, и молча ждал своей порции. Трактористы говорили между собой и не обращали на него внимания. Наконец, они встали. Один из них, с лохматым чубом, шутливо протянул к его голове руку. Он испуганно отскочил в сторону. Парни загоготали, закричали. Он бросился бежать. Они затопали ногами и засвистели. Страх сдавил ему горло, он не мог вздохнуть, бежал, припадая на левую ногу, чувствуя, как от колена разливается по телу тупая ослабляющая боль, как сосет что-то в пустом желудке и кружится голова.

Наконец он остановился и повернул голову. Трактористы, смеясь и не оглядываясь, шли по дороге. От пруда, вытянувшись цепочкой, хозяйской походкой возвращались домой сытые гуси.

ПЛАЧ   КУКУШКИ

Жизнь этой загадочной птицы недостаточно изучена. Гнезда свои она не вьет, а яйца воровски кладет в чужие гнезда. И все полагают, что это - бездушное существо, не понимающее ни материнской любви, ни супружеской радости. Но однажды я подглядел удивительную сцену.

Недалеко от нашего дома - небольшая пустошь, обсаженная высокими тополями. Как-то, это было в конце осени, я шел по тропинке через эту пустошь, и тут услышал, как кто-то отчетливо прокричал:
- Кукушка! Кукушка!
Я огляделся - никого. Но тут снова:
- Кукушка! Кукушка! Кукушка!

Может, какой-то мальчишка дразнится? Над моей головой вдруг раздалось шумное хлопанье крыльев. Я поднял голову и увидел лесную кукушку. Широко расправив хвостовое оперение, она облетела круг и вновь опустилась на вершину дерева. Я был уверен, что это ее голос я слышал, и только удивлялся, почему вместо «ку-ку» она выговаривает полностью свое имя?

Ближе к вечеру я снова ее заметил, она сидела на телевизионной Т-образной антенне соседнего дома и сиротливо с глубокой грустью повторяла:
- Кукушка, кукушка... - серенькая, невзрачная, трогательная птица.
Недаром в людях есть поговорка: загоревала , как кукушка. Потом она улетела, а наутро возвратилась и снова продолжала так же жалобно звать кого-то.

И тут я стал свидетелем волнующего свидания. Прилетела вторая кукушка, чуть поменьше, они начали целоваться, то есть сцеплялись клюв с клювом, прислонялись друг к другу грудью, трепеща крыльями, а потом стали садиться поочередно на спину друг друга... Через некоторое время враз сорвались с места и полетели в сторону леса.
Не была ли это встреча матери с повзрослевшим кукушонком?!


ГОЛУБЬ

На перекрестке я свернул с проспекта Ленина влево и по улице 39-й Гвардейской поехал вверх. Впереди виднелся двухэтажный магазин справа, около него столпотворение, киоски, базарчик, много машин. Подъезжаю, вдруг из-за грузовика слева тяжело вылетает голубь, за ним устремились две вороны. У голубя правое крыло чуть провисает, у основания - кровь.

Он перетел широкую дорогу и сел где-то впереди, за стоявшим «Москвичом». Я проехал «Москвич», за ним еще две машины, остановился. Вылез и пошел назад - прогнать ворон, спасти голубя. Раненый, он дастся в руки, занесу его в тамбур магазина, добрые люди не добьют, подкормят хлебом. Вороны, видимо, уже один раз напали на него, он вырвался, а они намерены добить беспомощную птицу.

Около «Москвича» стоит только одна ворона, перетаптывается, зорко высматривает. А голубь далеко темной точкой - спрятался под машиной, прижался к заднему колесу... Я шел, шел, вдруг «Москвич» медленно тронулся, я не догадался махнуть рукой, крикнуть, и растеряный голубь не сообразил отступить в строну...
Машина уехала, а на асфальте осталось что-то плоское, крылья раскиданы в стороны.

Ворона взлетела и торжественно, по-хозяйски опустилась когтями на этот пиршественный стол.


ХРАБРАЯ КУРИЦА
Рассказ бабушки

Видели ли вы, как летает курица? Нет, не так, когда она с плетня спрыгивает, чуть взмахнув с крыльями, или на катух вспархивает, а поднимается с земли и летит, как настоящая птица?

...После весенних полевых работ дали нам выходной. Я решила выпустить курицу с цыплятами погулять. До этого они десять дней сидели в углу двора, в загородке. Выпускать их на прогулку и следить за ними было некогда, а не следить - или сороки растащат, или коршун налетит, унесет цыпленка.

Курица была так рада свободе, тотчас принялась разгребать лапками мусор, цыплятки возле нее чулукают, ждут, когда им мать найдет червячка или букашку. А кое-кто самостоятельно раскидывает лапками мусор  - и так у них забавно получается, одно загляденье.
Я сидела на крылечке и любовалась работой курицы и цыплят.

Неожиданно из-за угла дома вылетел коршун. Он бесшумно скользил низко над землей и на лету подцепил цыпленка. Я зашикала, курица «кррр!» закричала, но было поздно, цыпленок зацекал в когтях хищника.

И тут курица вдруг взмахнула крыльями, поднялась и полетела вслед за коршуном. Метров сто, наверно, летела и почти догоняла хищника. Но в это время шла по улице женщина, закричала: «Кшу! Кшу!». Она хотела коршуна спугнуть, а напугала курицу. Та опустилась на землю. А потом с растопыренными крыльями, взъерошенная, бросилась назад во двор, к цыплятам. Закружилась - завертелась, заквохтала, и вид у ней был такой воинственный. Тут она увидала мирно сидевшего на завалинке кота и ни с того ни с сего налетела на него, стала бить крыльями, клевать, - тот еле ноги унес. А потом, продолжая возбужденно кружиться и квохтать, увела цыплят в безопасное место, опять в загородку.

Я удивилась храбрости курицы и подумала: только инстинкт матери мог поднять ее на такую высоту и пролететь за дитем такое расстояние.
Подобного случая я никогда в жизни больше не видела.

КОТ - ОХОТНИК

Школьники отправились в поле ловить сусликов. За ними увязался школьный кот Терентий. Как ни прогоняли его ребята, он все шел и шел. Тогда решили:
- Ну, пусть с нами прогуляется.

Начали расставлять около норок капканы, в другие норки лили  воду и выгоняли из них сусликов. Школьный сторож Никита Иванович сажал их в громадную клетку, чтобы потом отвезти на звероферму.

Тут ребята увидели, как кот Терентий несет в зубах суслика; подошел и положил возле клетки.
- Вот ты смотри, какой помощник! - удивился Никита Иванович. - Ну, молодец, иди еще охоться.

Кот ушел. Ребята видели, как он присел около другой норки и замер. Прошел час, другой, кот все сидел, как изваяние.
- Ну и терпеливый, - восхищался Никита Иванович.

Тут, видно, суслику понадобилось вылезть из своего жилища. Кот ринулся на него, завозился. А потом «за шиворот» важно понес свою добычу людям, суслик был такой большой, что его хвост волочился по земле.
Ребята стали собираться домой.
- Терентий, пойдем. Хорошо поработали.

Кот сидел около норы, словно не слышал. Ребята отошли уже метров на сто.
- Терентий! Тереша! Кыс-кыс-кыс...
- Ну, ничего, сам прибежит, - сказал Никита Иванович.

Прошло три дня. Тут ребята вспомнили, что не видно кота. Побежали в поле, где они в прошлый раз были, и увидели: целая горка сусликов, а в стороне около норы неподвижно сидит Терентий.
- Ребята, смотрите, сколько Терешка зверьков наловил. Ай да охотник. Молодец, Терентий. А теперь пойдем домой.

Но он не шел. Его взяли на руки, он начал дергаться, царапаться. Вырвался и снова уселся возле норы.

Кто-то с тревогой сказал:
- Ребята, с ним что-то случилось...
И они медленно пошли домой.

На другой день пришли - кота на месте не оказалось. И в школе его не было.

А утром рабочий с фермы пьянчужка Махоткин рассказывал, как он вчера ехал на подводе, смотрит, возле дороги кто-то сидит, глаза горят. Он выстрелил из ружья, думал - волк или лиса. А зверь вдруг как взвоет кошачьим голосом - и в степь удирать. Махоткин еще раз выстрелил - не знает, убил или нет.

Прошло несколько дней, ребята уже и не надеялись увидеть Терентия. Но вот пошли в воскресенье в поле. И еще издалека заметили, кто-то около норки сидит, притаился. Подошли ближе:
- Терентий! Ура, ребята, живой!

Кот повернул к ним голову, а у него один глаз закрыт, пустота, другой смотрит насторожено и зло.
- Ребята, это, наверно, Махоткин из ружья выбил ему глаз.

Они побоялись подойти близко к коту и молча вернулись в село.

Приехал из отпуска учитель биологии Максим Сергеевич. Рассказали ему историю с котом.
- Да, это интересно, - сказал Максим Сргеевич. - Но нужно нам вернуть Терентия в школу. Завтра мы отправимся в поле. Он, наверно, одичал и голодный. Надо его кусочком мяса приманить к себе, в мешке мы принесем его в школу, а через несколько дней он снова привыкнет к людям... И еще мы с вами напишем коллективное письмо участковому, чтобы пьяницу Махоткина за жестокость наказали.