Лицом к лицу

ВОРОБЫШЕК 

Вышел  из троллейбуса около мед.института, энергично переходил проспект и  увидел  на той стороне недалеко от бордюра на асфальте неподвижно лежащего воробья. Машина что ли сбила? Пересек тротуар, уже в аллею шагнул. Машины раздавят его. Повернул назад. Сейчас через газету возьму его и отнесу в траву. Вижу, он вдруг встрепенулся и перевернулся на другой бок. Поток машин помчался на зеленый свет. В три ряда. Я встал на краю дороги.  Махнул  маршрутке: чуть в сторону. И ждал: раздавит или не раздавит? Переднее колесо машины проехало сантиметрах в двадцати... и заднее...

Понес  его в аллею. В траву бы — но тут солнце. Под кустом тень, но нет травы. Положил его на бок. Пошел  искать воду. Под одним деревом влажно. Откуда же вода? Недалеко тянется по земле труба, отросток вверх и кран. Повернул, что-то запузырилось. Мутная вода выступила и, наконец, чистая. Огляделся, сорвал большой лист, свернул его кулечком, поместилось немного воды,  да пока нес, еще процедилось. Подошел, он стоит на ножках, глаза открыты. Я взял его за спинку, направил клювиком в воду. Он дернул головкой, стряхивая воду, видно, я попал в ноздри. Клювик был открыт, но он не делал глотательных движений.Воды оказалось чуть-чуть,  я пошел еще раз. Он так же стоял неподвижно. Я плескал водичку ему на клюв и не понял, пил ли он. Сходил еще раз за водой. Использовал и эту — и так и не заметил,  глотнул ли он хоть каплю. Левая рука у меня была мокрая,  я встряхнул ею, чтобы брызнуть на его тельце. А он вдруг испуганно прыгнул, один раз, второй — и скрылся за ветками кустарника. Я обошел куст, разглядывал, разглядывал внизу — так и не увидел.
День за днем бежит. Радостно вспоминается это жизнелюбивая крошка. Спас живую душу.

АВТОИНСПЕКТОР И ДОРОГА

Дядю Лешу знают  не только в том районе, где он живет и работает, но и далеко вокруг. У него и внешность приметная, необычайно крупная, внушительная, и характер оригинальный. А строгий - страсть. Но опять же таки - с какими-то неожиданными отклонениями. Вот две истории, так сказать, из цикла «Автоинспектор и дорога».

Семеро в одной кабине

Все благополучно бы обошлось, но вот под самым хутором засек их дядя Леша. Семь человек вывалились из кабины «газона», все подвыпившие, в том числе и шофер.
На другое утро весь экипаж пришел к автоинспектору домой.
- Дядь Леш, прости нас. Весь день косили хлеб, устали, а шофер не виноват. Накажи нас, как хочешь, а у него не отбирай, пожалуйста, права, он же не сможет без машины.
Дядя Леша слушал, слушал, потом решительно говорит:
- Нате ваши права, лезайте все в кабину и уезжайте.
Те радостно к машине, тырк-тырк! - но никак не могут все залезть. И на колени друг другу, и бочком - не помещаются в кабине и все.
Дядя Леша смотрел, смотрел, потом:
- Кхы, кхы, ну ладно, давайте-ка права назад, - и пошел в дом.

Шутка

Поздно вечером с фермы возвращался молоковоз, на нем гроздьями висели доярки и скотники. И вдруг посреди дороги в свете фар выросла грозная фигура дяди Леши. Он стоял, словно монолит, расставив ноги, руки за спиной. Наконец, поднял одну руку и властно указал пальцем перед собой: остановись.
Шофер Колька осадил своего коня, высунул голову из кабины и, скаля зубы, прокричал:
- Дядь Леш, да куды ж я тебя посажу?! Все места заняты.
Тот только крякнул и стоял с минуту, ошеломленный. Потом медленно и угрюмо пошел вокруг машины:
- Слазьте, слазьте!..
Пассажиры ссыпались, как мухи. А он вдруг рявкнул:
- Езжай!
Колька остолбенело взглянул на инспектора, а потом - скорей, скорей - наддал газу.
- Дядь Лешь, как же ты отпустил его, права не отобрал? - спросили унего потом.
Помолчав, насупившись, он ответил с добродушной усмешкой:
- Да больно шутка его понравилась. Не растерялся, стервец!


КАРАКУРТ

Был конец августа. Заметил я у себя в саду маленькую выбенку (росток) абрикоса и решил полить. Вода была - в бочке, врытой в землю. За ведром не хотелось идти в сарай, увидел ржавую консервную банку. Зачерпнул ею воду и вылил в лунку. И вместе с водой выплеснулся на землю крупный пузатый паук с небольшой головой. Он сразу же бросился наутек. Но на пути его встала высокая трава. Слыша, что я шагнул к нему, он перевернулся на спину и, вытянув длинные и твердые, как проволока, ноги, стал водить ими, смотря на меня большими желто-огненными глазами.

Он был черный, как агат, а на брюхе черные точки. Я узнал в нем каракурта. Одного из самых ядовитых пауков в мире. Укус его страшнее укуса гремучей змеи.
Он принял позу защиты, как, наверно, делал при нападении  какого-нибудь зверька.

Я поискал глазами палку, чтобы расправиться с врагом. Но ничего не было. И я решил раздавить его ботинком. Паук смотрел на меня злобными глазами, напоминающими горящие фары машины. Я приподнял ногу, занес ее над каракуртом.  Было неприятно и жутковато. Я скосил глаза в сторону, прищурился и силой топнул ногой в землю, да еще растер это место подошвой.

Каково же было мое удивление, когда, убрав ногу, я не увидел на земле ни паука, ни его останков. Я поднял щепку и стал разгребать рыхлую землю, но ничего не нашел. «Как же так? - озадаченно думал я. - Я точно по нему ударил ногой».

Вышел за калитку. Напротив через дорогу сидел дед Агей, опираясь двумя руками на клюку. Я рассказал ему про свою неудачную схватку с каракуртом. Он рассмеялся:
- Перехитрил тебя паук! Как только ты отвел глаза в сторону, он бросился наутек, но не от тебя, тогда бы ты его увидел, а к тебе. Умнее тебя оказался этот поганец. Ну все, нажил ты себе врага.

Когда я направился к своему двору, дед Агей, сипло посмеиваясь, говорил мне вслед:
- Не ходи ты домой. Не оставит он тебя в покое. Не спасешься, все равно он тебя настигнет, хе-хе...

Я с опаской открыл калитку. Вот ведь ядовитый старик. Как каракурт.

ТАЙНА ЧЕРНОЙ КРЫСЫ

Бизнесом я начал заниматься еще в благославенные времена Леонида Ильича. Бизнесом нелегким и честным.
До этого я два года проработал в художественном комбинате, в основном как организатор работ для бригады художников, освоил тонкую практику поисков заказчика. И рассчитавшись с комбината, занялся этой работой самостоятельно.

Художники по моему заказу делали портреты Ленина и Брежнева (попозже - Горбачева; коммунистические директора с большим воодушевлением приобретали их), копии с картин «Ленин в горках», «Ленин за «Правдой», натюрморты, пейзажи - вставлял все это в красивые багетные рамки; художники попроще делали детали для стендов: «За урожай», «Комсомольская жизнь», «Профсоюзный уголок», «Доска почета» и т.д. и в своей мастерской, в полуподвальном помещении, собирал стенды; полосочки на оргстекле - «приемная», «главный инженер», «бухгалтерия» и прочее. В один из вечеров загружал всю эту продукцию в «Запорожец», предварительно выбросив заднее сиденье, и на другой день рано утром отправлялся в дорогу, в любой район - почти наугад.

Сейчас вспоминаю: летом, осенью, зимой, в грязь, в метель, в заносы, возвращаюсь ночью по степной трассе, в лобовое стекло хлещет мокрый снег, дворники не успевают скоблить, навстречу бешено летят громадные грузовики, бьют светом в глаза, жмешься к краешку - и весь в напряжении, то ли тебя сейчас подцепят и отбросят, то ли ты слетишь в кювет (сколько аварий видел!). Каждый пройденный километрик считаешь: 96, 95, 94... - ужас! А зарабатывал много. Иногда в первом же совхозе или колхозе забирали всю, мою продукцию, тут же составляли договор, расплачивались, - и я мчался домой, по пути останавливался у большого продуктового магазина, любил и люблю делать обильные покупки, понятно, с какой радостью появлялся дома.

А в то время, и раньше, и позже, советская промышленность загибалась, почти ничего не умела делать, да и то мало и плохо. Паршивые конфеты и в городе были большим дефицитом, а уж в селе вообще их не видели. Я заготавливал несколько полиэтиленовых мешочков с шоколадными конфетами, возил с собой и вручал презент когда и кому следует.

От усиленной эксплуатации мой «Запорожец» измотался быстро, днище от ползания, скобления по кюветам стерлось, и на пятый год под ногами у меня образовалась дыра. Так как переднее и заднее сиденья были загружены, то я бросал пакеты, свертки, книжки и прочеее на пол позади себя.

И вот однажды я обнаружил в полиэтиленовых пакетах дырки, а, присмотревшись, нашел на некоторых конфетах: в обертке и на поверхности конфеты - маленькие отверстия, а в глубине круглые пустоты - норки. Что это за зверек так премудро проделал: снаружи словно иголкой проколол, в глубине - языком ли, зубками  - прогрыз аккуратные, как шарики, пустоты?

Оказывается, в моей машине поселилась мышка, - в селе ли, в городе она через дырявое днище проникла и много дней питалась моими запасами. Я завернул пакеты в газету и переложил в багажник.

Однажды по большому блату (тогда ведь партия и правительство на все создавало нескончаемый, пошлый дефицит) мне продали две большие, красивые книги: сказки Киплинга и «Русские народные сказки». Я их сразу не отнес домой, они несколько дней валялись сзади на полу. И вдруг я с ужасом обнаружил: корешки книг наполовину вместе с пленкой, картоном и клеем безобразно изгрызаны. Это привело меня просто в ярость. Купил мышеловку, поставил ее на ночь на заднее сиденье, зарядил кусочком воблы, потому что ничего другого не было, а рядом положил конфетку: погрызет конфету, а потом закусит солененьким.

Утром пришел: конфета чуть оттащена в сторону и действительно немного погрызана, а мышеловка как стояла, так и стоит. Значит, рыбу они не едят. Тогда я насадил на крючок кусочек колбасы, надел туго, на загибе крючка, чтобы колбасу было нелегко стянуть. Каждое утро, приходя в гараж, я с некоторым трепетом заглядывал через стекло в кабину: попалась?

А тут мне понадобилось поискать что-то в багажнике, и я с удивлением обнаружил в мешочках с конфетами новые дырки. Значит, мышка свободно разгуливает по всей машине. Я сделал в багажнике ровную площадку, поставил мышеловку посредине, капот оставил открытым.
Эта охота взвинтила меня до такой степени, что на следующее утро я подходил к капоту на цыпочках, с легкой дрожью и некоторым страхом.
О, ужас! Защелка с громадной силой придавила ей шею, острая головка в смертельном оскале вскинута вверх, лапки с растопыренными коготками напряженно вытянуты... Тридцать лет прошло, а перед глазами эта жуткая картина.

Ниже моей полуподвальной мастерской находился другой, глухой черный подвал. Однажды слесарь спускался туда, посвечивая перед собой фонариком, я заглянул в лаз -  переплетение разных труб, толстых и тонких, вентили, перегородки, все текло, дышало паром и смрадом.

Однажды вечером мы бросили около унитаза сверток с остатками пищи. Утром пришли - газета разворочена, все содержимое раскидано. Кто тут потрудился, какой зверек у нас объявился?

Как-то мы работали с напарником, я грунтовал планшет на столе под окошком, а он сбивал багетную раму на верстаке. Вдруг слышу его отчаянный вскрик у меня за спиной. Оглянулся: он задом пятится ко мне, а на него наступает, буквально наступает - неторопливо уверенно шагает... крыса, задрав усатую мордочку, поводит из стороны в сторону головкой и принюхивается. Я заметался, зашуршал, загремел, ища что-нибудь тяжелое. Крыса убежала, скрылась направо в кладовке, заваленной щитами, рейками, банками, тряпками. Я попытался полазить, но в этой свалке без толку было искать.  Меня еще удивило, что она была какого-то черного цвета.

Мы стали жить в некотором дискомфорте. Как она к нам проникла? Вернее всего, через дыру за унитазом. Мусор через мусоропровод сбрасывается в черный подвал, крысы жрут обильную пищу, плодятся и разгуливают по всему подполью. Надо бы заткнуть эту дыру. Но она была сделана специально - для вентиляции что ли. Тогда я густо намазал стенки отверстия черной типографской краской, которая сохнет очень плохо. Крыса полезет снизу, соскользнет - и брякнется вниз. Теперь она нам не страшна.

Как-то я сидел в кресле у окна, отдыхал, о чем-то мечтал. И вдруг вижу: справа налево, от кладовки к унитазу (а унитаз и раковина у нас были ограждены двумя щитами, так что там создавался уютный уголок), так вот, к этому уголку вдоль стены шла черная крыса. Но двигалась она как-то странно, словно пьяная. Я схватил толстую палку, заготовленную еще с первого появления крысы, бросился за ней, догнал ее около унитаза, долбанул по спине, в углу стоял толстый веник, она в панике бросилась по нему вверх, домчалась до вершины и застыла, не знает, куда дальше. Я ударил еще раз, она слетела вниз, и я долбил, долбил, долбил, - брезгливо, с ужасом, в исступлении, - пока она перестала шевелиться. Накрыл ее банкой из-под краски, хвост торчал, сверху положил тяжелый белый кирпич, оставшийся от строительства «китайской стены». Несколько часов был в отвратительном самочувствиии.

На другой день пришел, снял кирпич. Приподнял банку: крыса была мертвая. Я палкой закатил ее на газету, завернул и пошел наверх, бросил в мусорку.
Что крыса - понятно. Но почему черная? Черных крыс не бывает.

Я раскрыл Большую Советскую энциклопедию. 60 видов крыс по всему земному шару... морда заостренная, уши большие, кожистые, хвост длиннее туловища... серая крыса... Черная крыса распространена в некоторых странах Южной Америки. Размножаются каждые 3-4 месяца, приносят 5-15 детенышей, всеядны...
Но как ко мне в подвал могла попасть южноамериканская крыса? И потихоньку, потихоньку я стал рассуждать: она все-таки пролезла, протиснулась снизу через отверстие, вывазюкалась в краске, на теплом тельце краска растворилась и пропитала шкурку. И стала она черной. Но известно, что если артист загримирует все тело черной краской, то он умирает: тело перестает дышать. Наверно, это произошло и с крысой, она двигалась словно «чумная», больная.

А может, она наелась отравы, разбросанной людьми? - думаю я сейчас.

Вот так закончилась в Советской стране «война миров». А тайна осталась.


УБИВЕЦ

Он приехал в наш район два года назад и работал зоотехником в одном из колхозов, в тридцати километрах от райцентра. Мы были знакомы еще по институту, вместе занимались в художественной самодеятельности. Правда, я уже заканчивал институт, а он только еще начинал на первом курсе. Я его и пригласил к нам на работу. Мы время от времени встречались, колхоз ему нравился, и в работе все было отлично.

И вот ранним утром встречаю его на вокзале: я только что сошел с поезда, вернулся из области с семинара инструкторов райкома партии, а он бежал навстречу, на поезд, с большим рюкзаком и портфелем.
- Ты куда?
- Всё!
- Что всё?
- Рассчитался.
Вид у него у него был расстрепанный, какой-то испуганный.
- Почему? Что случилось?

Его торопливый, сбивчивый рассказ ошеломил меня.
- Ты, наверно, слышал... У нас за последние десять дней случилось две смерти. В них виноват я... Да-да. На Ильменской ферме начали болеть телята. В чем дело? Телятницы, молоденькие девчонки, недавние школьницы мямлют: «Не знаем. Может, кто сглазил. Или корм не такой.» Я к ветврачу: «Что там происходит?» - «Они неправильно поят телят.»  - «А ты поезжай, объясни им.» - «Я сто раз объяснял.» - «Ну, проконтролируй, покажи ошибку.» - «У них там висит рацион и распорядок дня, пусть соблюдают.»

Все из-под палки он делал, каждый день надо было ругаться. И вот самое страшное - пал теленок. Я узнал вечером, когда вернулся из райцентра, с инкубаторной станции. На мотоцикле доскочил домой к ветеринару, говорю: «Садись, поедем на ферму». А жена его горланит: «Это куда, на ночь глядя?! Без него разберетесь». Я говорю: «Если еще что случится, я запишу весь падеж на вашего мужа». Тогда он смирился, поехал. А у меня еще была масса дел: выбить у председателя машину, чтобы  завтра пораньше съездить на инкубаторную станцию за молодняком, смотаться на птичник - узнать, готовы ли к приемке цыплят... Я оставил ветеринара на ферме, а сам уехал, пообещав часа через полтора вернуться. Не проехал и полпути, как разразился страшный ливень. Под крылья мигом забилась грязь, колеса перестали крутиться. Остальные три километра я волоком тащил мотоцикл, под проливным дождем, в грохоте грома и в ослепительных вспышках молний. Домой я добрался заполночь. Хозяйка не спала и сразу встретила вопросом: «Ты слышал, ветеринара молнией убило? Стоял возле подвесной дороги - как садануло - и не крикнул, упал. Только что с фермы звонили».

...Хоронила вся деревня. Я стоял в толпе, смотрел на его жену, которая дико голосила, упав на гроб, на его детишек, вцепившихся ручонками в юбку матери. Она вдруг подняла голову, встретилась со мной взглядом и закричала: «Это он виноват! Убивец!!» Представляешь, каково мне было?!

А на днях поехал с главным бухгалтером в район, сдавать отчеты. Весь день протыркались в управлении, считали, пересчитывали, звонили за уточнениями в колхоз. Наконец, отправились в столовую. А потом разошлись - он в гостиницу, я - побродить по селу. Когда я вернулся в номер, он сидел за столом,навалившись всей тушей, глаза стеклянные, лицо свовсем красное и мрачное. Перед ним пустая бутылка из-под водки. Говорит: «Купи мне поллитру. Я с тобой после рассчитаюсь». Не просит, а приказывает. Я ненавижу нахальство, но чаще всего пасую перед ним, кроме когда уж очень сильно прижмут, тогда взрываюсь... Принес «московскую», он принудил меня выпить грамм сто. После этого я убежал в клуб - оставаться с ним, пока не уснет, противно. Но кино не кончилось, меня вызывают: «Иди скорей. С Иваном Ивановичем беда. Упал со стула - и пена изо рта. Уже, наверно, и не дышит».

На эти похороны я не пошел. Никто ничего мне в глаза не говорил, ни в чем не укорял. Но я чувствовал, что не может все так просто закончиться. Однажды услышал разговор: «Не удержал. Да еще сам добавил, купил...» Вот так в любую минуту могут попрекнуть, а я постоянно должен думать об этом, ждать. В глаза людям боюсь смотреть. Я объяснил все председателю...
- Так что ж ты бежишь?! - удивился я.
- Нельзя же мне теперь здесь. Как буду работать?..
- Да какая-то дикая случайность. Собери волю. Все забудется.
- А вдруг еще что-нибудь? Ведь одно за одним - не случайно. Вот стоим - вдруг с тобой что?..

Я быстро взглянул на него, он серьезно смотрел мне в глаза, глядел глубоко, сосредоточенно, напряженно.
- Что за предрассудки, - воскликнул я. - Неведомая сила, напасть, рок, судьба, фатализм, фанатизм, вера в чох и в сон, ложный взгляд на мир. Ведь ты же взрослый человек!
Раздался резкий свисток электровоза. Он встрепенулся, торопливо и неловко закинул рюкзак на спину и, опустив голову, неуклюже побежал к последнему вагону.